Дышать

Быть водою
Из родника… и
Вновь по воле
Твоей руки
Возникая,
Вмиг оплести тебя ветвями,
Полными птиц -
Пусть узнают они,
Чем ты дышишь!..
И. Богушевская 

     Дни идут один за другим, вдогонку и не спеша. Звезда, где-то там, высоко в чернилах, горит теплым белым светом, мерцая, словно дышит… Старается согреть?… Рассказать что-то… О чем-то спросить… Одна на небе и одна на земле. Не спит. Может быть, вспоминает, как и я. Видит, как Вы выходите со служебного входа, за Вашей спиной горит ярко прямоугольник дверного проема… И люди что-то кричат вокруг, а Вы, прижав к себе цветы, благодарите, садитесь в машину и она проезжает чуть вперед так, что я вдруг оказываюсь прямо напротив Вашего окна. Вы чуть наклоняетесь вперед, и я вижу отблески света на очках… Вы легко стучите пальцами по стеклу. Улыбаетесь так хорошо, так просто, машете рукой, а я стою и не могу шевельнуться… Машина едет вперед, сигналя, сверкая фарами. Вы уезжаете. И вокруг шумно, так шумно, что я слышу лишь, как вы легонько стучите пальцами в стекло.

Когда долго не видишь Вас, — не чувствуешь в воздухе Вашего дыхания, теряешь ощущение близости. А ведь это так важно – быть ближе, чтобы слышать, понимать…  Не знать иного, не думать о будущем, не сомневаться – любить. Бежать по снегу, задыхаясь ледяным воздухом, сжимать в ладонях мокрое волнение – и в голове только: Вы в городе. В моем городе. 31 марта 2005 года. Страшно, как в первый раз. А в огромные окна отеля бьется ваше солнечное имя.

Минуты холодными вечностями тянутся в ожидании заветной сирены, а когда она раздается, конечно возникают из-за дверей охранники, и сквозь их плечи, сквозь холодный и яркий воздух этого весеннего дня ваша черная машина, ваши удивительные розы, очки и шарф… И когда с ужасом куда-то в висок: «Неужели даже не обернется!..» — Вы в метре от дверей поворачиваетесь… Знаете!..  «Здравствуйте, София Михайловна!» — «Здравствуйте!» И кивок головы, и улыбка, и взмах руки… чтобы выдохнуть через бесконечную эту секунду: «Какая Она!..»

София Ротару

      Сколько ни пишу Вам стихов – все получаются в прозе.  Строчка за строчкой, город за городом – к Вам. Белые фразы на серых линейках теней от деревьев в лесу. Поезд перечеркнет все, что было раньше. Перевернется новая страница. С Вашими инициалами в заглавии.

       Вы знаете, иногда мы говорим о Вас, как о погоде. «Ну, как Она сегодня? Не в духе? Или ничего?..» Самое важное, средоточие взглядов, настроение – Вы. И 1 апреля 2005 года – какие уж тут шутки – Вы приезжаете в город Нижний Тагил Свердловской области. Когда кажется, даже паркет волейбольного зала «Форум-Металлург», где через несколько часов трибуны обрушатся на Вас волной цветов и оваций, чувствует, что Вы простужены и не в настроении. На репетиции не разрешается присутствовать никому, и работники зала, и охранники смиренно теребят дверные ручки, выдающие дозировано Ваш голос. «241, 242, 243…», — словно раскаты грома… Нет, грозы сегодня не будет. Будет концерт. Очень хороший, замечательный концерт. Когда вспыхнет и взорвется мириадами звуков великая «Червона рута», и Вы выйдете на сцену, и улыбка Ваша поцелует зал, и руки обнимут каждого, и, словно сама себе удивившись, Вы спросите: «Звiдки в тебе тi чари?..» И получите в ответ хором искреннее: «Ти у мене єдiна, тiльки ти, повiр!..»

      Будет измененная программа, а потому все будет иначе, как впервые.

      Будет шаткая лестница и горы карабкающихся по ней букетов…  Но «Чекай» вдруг неожиданно ударит в самое сердце, и Вы уйдете вглубь сцены, унося с собой свою боль… А когда «Романтика» поднимет людей с мест, Вы уже будете улыбаться… Конечно, улыбаться. И только память выкрасит в черное каждое слово.

      Но дальше – «Хуторянка» и «Край», и два танца, а Вы встанете за сценой, опустив голову, и будто нет вокруг притихших Ваших трибун, нет ни зала этого, ни города. И будто кому-то близкому, родному расскажете что-то очень личное, касающееся только Вас. И неожиданно окажется удивительный «Вишневый сад» незаживающей раной. Горьким упреком и едкой болью, до слез – потому что некого упрекать… И вырвется вдруг – одиночество, разобьется о бесконечную вереницу кулис. Но никто не заметит. Только морщинки у глаз спросят в тысячный раз у кого-то там, наверху – зачем, почему так?!.. Почему не ценим любовь, почему не считаем дней, почему понимаем всегда слишком поздно… Так в самое сердце посмотрите, даже ни на кого не взглянув.

       А потом будет колдовство. Вы выйдете в зал и будете петь «Засентябрило» так близко, что в глазах останутся лишь блестки на Вашем подоле, ну а видеокамера … видеокамера не включится. Ни с первой попытки, ни со второй… Виновато замигает красным зрачком только тогда, когда Вы развернетесь резко и уйдете в другой сектор… И ведь никто уже даже не удивляется…

      А не чудо ли – сумасшедшие дальние трибуны, стонущие при Вашем приближении, размахивающие одеждой, танцующие и поющие, и не чудо ли – партер, простоявший стоя полконцерта, выбрасывающий вверх руки лишь по мановению Вашей руки?.. Конечно, не чудо. Это Вы.

       И на следующий день будет Екатеринбург. Где я всякий раз заново влюбляюсь в Вас. С той самой секунды, когда бегу за цветами, а вокруг прямо на глазах тает снег, как в кино на ускоренной съемке, и когда замираю в зале на чужих, таких близких местах, прямо напортив Ваших глаз… И Вы улыбнетесь и произнесете только: «Добрый вечер, прекрасный и любимый город!..» – а он уже Ваш. Зал, заполненный под потолок избалованным и умным зрителем. Зал, с первых нот покоренный, влюбленный, усеявший цветами всю сцену, падающий на колени и целующий край Вашего платья… Зал, где балкон готов вот-вот обрушиться на совершенно пьяный Вами партер… А Вы засмеетесь, скажете: «Балкон! Мне так хочется подойти к вам поближе! Жаль, что это невозможно!» И утонете в ответном реве… И я влюбляюсь в Вас, когда начинается «Белый танец», и в зале загорается свет, а люди поют, и Вы улыбаетесь… А потом на «Ты улетишь» Вы спускаетесь со сцены, и идете прямо навстречу, прямо в глаза, и вдруг возьмете за руку… Ровно секунду я буду чувствовать, какая теплая у Вас ладонь, и помнить эту секунду долго, долго, всегда…

       И через день пойдем провожать Вас в Ижевск. Площадь вокзала выгнется от боли, прощаясь с Вами, покроется коркой льда. Вечер станет серым и, холодно ощетинившись, будет колоть душу. Но Вы, осторожно ступая, войдете в вагон, и спустя 15 или 20 вечностей, спустя миллион наших немых молитв, шторка отодвинется, и Ваша улыбка мягко коснется сердца… И Вы за этим стеклом напомните какое-то удивительно ценное произведение искусства. Нимфа, сошедшая с полотна, будет жестами показывать нам, что надо бы теплее одеваться: шапки, шарфы… Беречь горло, не стоять здесь на ветру, чтоб не заработать насморк или кашель… Прижмет ладони к стеклу, улыбнется еще и исчезнет, оставив нас, пристывшими к платформе кусочками льда, завороженными, непонимающими, от чего же так больно – от холода или от глаз Ваших, которых всегда так мало, так мало!..

       А потом, 4 апреля 2005 года, будет Ижевск, где устроят Вам замечательный прием, где будут летать по залу букеты, а Вы, кажется взглядом изменяя траекторию полета, будете ловить их в воздухе, и арена в несколько мгновений покроется удивительным разноцветным ковром… Только все-таки случилось что-то. И тот вздох, когда произносили посвящение перед «Чекай», и те ресницы, что взлетели вверх, когда Вы запели «Вишневый сад», и руки у лица, и запах цветов – приказали концерту лететь во весь опор, сметая на ходу Ваше напряжение, Вашу усталость и боль. И тогда потрясающее, почти симфоническое «Небо» наполнилось вдруг каким-то необыкновенным смыслом.

      Когда Вы поете «Небо – это я!», я все время думаю – вы обращаетесь или утверждаете?..

      Как много в этой песне чувства, как много нежности, невесомости, красоты, искренности,  высоты, силы…  И тогда Вы спели так, что горячо стало где-то в горле… И от Вашего: «Не хватило мне дня… Давай все начнем опять!..» захотелось плакать. И стать навсегда этими розами, что Вы поднесете к губам, чтобы видеть лицо, поднятое вверх, светлое, и видеть, как ложится отблеск величественной, удивительной Вашей красоты на все вокруг – на людей, на цветы, на эту арену… Чтобы услышать – Вы всегда дышите ими, своими любимыми.

       Знаете, а в Казани Вы были божественны. Тогда, 6 апреля 2005 года. Когда вдруг расплакались на «Чекай», и стали сразу такой невероятно близкой… А потом, через спины  очень злых отчего-то в тот вечер охранников и работников цирка, через колонки и осветительные приборы, Вы вышли и запели «Вишневый сад»… И была видна только Ваша тень… И когда одними губами: «Господи, пожалуйста, пусть Она сделает шаг вперед…», а Вы делаете этот шаг – глупые слезы не понимают, Бог это сделал или это Вы – …?

      И потом начнется «Белый танец». Вы крикнете в микрофон: «Вместе с вами!» и Ваши зрители поднимут руки, и будут петь. Все. Без исключения.  Вы засмеетесь, подойдете ближе, к самому бортику арены, а оператор, носящийся за Вами по залу весь концерт, вновь кинется на перерез… Ударится о взгляд, и Вы царственным жестом, не касаясь, развернете объектив: «Не меня снимай – зал!» И зал взорвется.

       Я очень люблю Ваших зрителей. Не устану признаваться им в любви – замечательным, чутким, знаменитым и простым, умным, строгим, безрассудным, маленьким и взрослым… Таким, какие были в Чебоксарах 7 апреля. Они Вас ждали с 97 года, они скучали так, что чувствуя за кулисами Ваше присутствие – уже готовы были разнести в щепки свой крошечный зал … А потом Вы появились… И засмеялись горькие, вишневые глаза Ваши, глядя на эти овации если не удивленно, то, пожалуй, озадаченно: кажется, можно просто молча посидеть на этой сцене 2 часа, а они все равно будут сходить с ума от счастья – от одной лишь возможности видеть Вас так близко…

      Кажется, в этот день в Чувашии было объявлено штормовое предупреждение. Или землетрясение. И эпицентром этого стихийного счастья были Вы. На «Романтике» Вы спустились в зал, и даже гремящие колонки оглохли оттого, что началось в зале. Вас это не испугало, отнюдь. Но с каждым шагом в глубь зала волна людского сумасшествия росла и грозила обернуться настоящим девятым валом… Вы возвращались на сцену, а люди всё не хотели усаживаться на места – только бы видеть!.. И несли цветы – до бесконечности, а сколько было детей!.. И искрилась Ваша «Белая зима», и каждый повторял про себя «Ты позови»… А «Ты улетишь» так легко, тепло, иначе. И Вы в микрофон: «Я уже иду!», а в ответ такие колебания по шкале Рихтера, что конфетти, давно слежавшиеся в кулисах под потолком, сыпались и сыпались на дрожащую сцену… Были жертвы. Кажется, чуть больше тысячи. Абсолютно счастливых людей.

       И потом в Йошкар-Оле, 9 апреля 2005 года, я снова услышала этот шторм… И «Я же его любила» объявили в полуулыбке, словно если Вы и можете позволить себе погрустить – то лишь шутя, на несколько минут. Поворот головы – и время застынет на кончиках волос. А музыка эта невероятная разрешает быть собой, бьется пульсом, рвется наружу… тоска. Ведь время, конечно, не лечит. Только забирает с собой Ваши глаза и душу Вашу – туда, где можно быть рядом и чувствовать дыхание…

      Удивительно-розовые, нежные и шелковые розы, и в последний раз теперь Вам: «Я вас люблю…» — «Спасибо тебе…» И щека мягкая, мягкая… И потом сердце выскакивало, ловя Ваш взгляд. А Вы смотрели так хорошо, так тепло, и отпускали…

      И после того яркого дверного прямоугольника, выпустившего Вас в вечернюю темноту, под желтым взглядом с неба вашей одинокой тезки я уехала домой.

       Я буду всегда одной из тысяч пар ладоней в зале. Но в Вашем зале. Ведь именно это – и есть правда.

      Пойму все позднее, а тогда, ночью, в пустом гулком зале ожидания, светлом от фонарей за огромными окнами, буду знать только – все закончилось. Но ощущать кожей – счастье. Жить вами. Дышать.

Елена Гребенщикова, г. Екатеринбург (для ф/кл. «ФоРтУнА»)

фотографии Александра Цветкова

Tweet 0